желанием спасти души бирманцев, пусть и ценой уничтожения их религии - или, как он считал, путем восстановления для бирманцев изначальных истин, которые были скрыты их испорченными верованиями.
Он продолжил свои исследования в этом спасительном режиме. Перейдя к последующему воплощению - Ма Даниге, он объяснил, что автор "Зинаттхапакатхани" писал, что Ма Данига родился в "пупке мира". Затем Абд аль-Халик сослался на бирманскую книгу по истории, которую он фонетически транслитерировал как Niya Ta Dana Chhun - по-видимому, это был смешанный палийско-бирманский текст Niyatadana Kyam ("Книга вечного пожертвования"). В этом труде, продолжал он, подробно рассказывалось о том, как Ма Данига открыл "правдивую книгу"; однажды вознесся на небо, затем вернулся на землю и убил множество своих врагов, а затем расколол луну. Для своего объяснения Абд ал-Халик прибег к тому, что "говорят [местные] мусульмане". А именно, что Ма Данига - это на самом деле другое имя пророка Мухаммада, потому что он тоже родился в пупе мира (Мекке); принес книгу (Коран); совершил восхождение на небо (небесное восхождение или ми'радж Корана); вернулся на землю, чтобы вести войну (джихады против арабов-язычников); а также разрезал луну на две части (знаменитое чудо shaqq al-qamar или "раскол луны"). Переходя к следующей фигуре в списке, Абд ал-Халик также пояснил, что "народ ислама" утверждает, что пахья А'йи Мади - это не кто иной, как тот, кого мусульмане называют Махди, который возвестит конец времен.
Если этот метод интерпретации был явно исламоцентричным, то он не был уникальным мусульманским подходом. Десятилетие спустя аналогичные взгляды сформировали бенгальский рассказ о Бирме высокообразованного Индумадхаба Маллика (1869-1917), который имел две степени магистра - по философии и физике. Но Маллик интерпретировал бирманскую культуру через соответствующую индуцентристскую линзу, что привело его даже к утверждению, что название Бирма произошло от прозвища индуистского бога творения Брахмы, которого, по его словам, бирманцы признавали создателем человечества. Это было не более лингвистически точно, чем попытка Абд аль-Халика провести этимологию на основе арабского языка. Это была параллельная часть более широкой схемы проецирования себя и привлечения другого.
Сравнительный метод Абд ал-Халика также позволяет нам понять, какие фактические ошибки он допустил из-за отсутствия надежного корпуса существующих исследований на урду по истории или доктрине буддизма. В нескольких случаях он утверждал, что Сингутама (то есть Гаутама, исторический Будда) родился после пророка Мухаммада. Действительно, опираясь на гениальные (хотя и в конечном счете ошибочные) расчеты Абд ал-Халика, основанные на датах бирманского календаря, он заявил, что Сингутама - Будда - родился 12 шавваля 123 хиджры (30 августа 741 г.) и умер в 203 году хиджры (818 г.). Он также предположил, что Сингутама умер в бирманском городе Мулмейн. Однако, как установили к тому времени британские ученые и их бенгальские и цейлонские коллеги, Гаутама Будда не только жил более чем на тысячу лет раньше, но и умер в индийском городе Кушинагар. Этот город находился не в далеком Мулмейне, а всего лишь в 180 милях от родного города Абд аль-Халика.
Однако если расчеты Абд аль-Халика были еще одной из многочисленных ошибок в эмпирических фактах, допущенных европейскими и даже азиатскими исследователями буддийской истории в XIX веке, то это не было бессмысленной ошибкой. Ведь представленная им временная линия логически согласуется с более широкой теологической схемой, в которую он вписывал "религию Бирмы". Его поздняя дата смерти Будды согласовывалась с истинными претензиями ислама: если Шингутама родился после Мухаммеда, который по давней догме считался "последним пророком", то он не мог быть последним и окончательным посланником Бога. Таким образом, фактические расхождения в "Сайр-и Бархма" не столько подрывают достижения Абд ал-Халика, сколько привлекают наше внимание к его теологическим целям и их собственной культурной логике.
Импровизированные методы межкультурного обучения
Для достижения своей цели - понять (хотя затем и опровергнуть) "религию Бирмы" - Абд ал-Халику очень помогли бы мусульманские аналоги словарей и грамматик, которые были одними из самых ранних работ, опубликованных европейскими миссионерами в Калькутте, и без которых христианское понимание и критика религий Азии были бы невозможны. Но в то время, когда он писал, было очень мало сопоставимого печатного корпуса межазиатских словарей на языках, которые он мог читать - а это, судя по его письму, были урду, хинди, персидский, арабский, в конечном итоге бирманский и в некоторой степени пали. Эта относительная неразвитость межазиатских словарей нуждается в объяснении.
Конечно, купцы и другие люди, перемещавшиеся по Азии, всегда находили способы общения, в основном с помощью устной речи. Члены различных торговых сообществ Азии, вероятно, научились говорить на нескольких языках - или, по крайней мере, на меркантильных пиджинах - в процессе обучения на рабочем месте и без письменных учебников, так же как и те, кто родился в многоязычных городах, научились говорить на нескольких языках с разным уровнем владения. Письменные лингва-франки, такие как персидский или более восточный, классический китайский, также распространялись как средство общения между бюрократами, дипломатами и культурной элитой. Однако многоязычие и, более того, многогранность - навыки, необходимые для чтения литературы или священного писания другой религиозной общины, требовали более специализированных лингвистических инструментов, чем разговорные пиджины или письменные лингва-франки.
В эпоху раннего нового времени индийские мусульмане, безусловно, были основными составителями арабских и персидских словарей, а также иногда словарей на чагатайском турецком и даже санскрите. Эти работы и их обновленные преемники были одними из самых первых книг на азиатских языках, опубликованных в Калькутте, будь то средневековый арабско-персидский лексикон, известный как Китаб аль-Сурах, или трехъязычный арабско-персидско-тюркский словарь Джозефа Баретто Китаб-и Шамс аль-Лугат. Апогея такие печатные словари достигли в 1886 году под патронажем Шахджахан Бигам, правительницы Бхопала, с публикацией "Хазанат аль-Лугхат" ("Сокровищница слов"), гексаглота на языке урду, в котором давались эквиваленты слов на арабском, персидском, османско-турецком, санскрите и английском языках. Но даже в 1890-х годах, когда Абд аль-Халик писал свои книги, и даже гораздо позже, очень мало словников было создано для общения между языками различных религиозных традиций Азии. Особенно это касалось официальных словарей, которые включали в себя не только транслитерированные списки слов для простого разговорного использования, но и алфавиты, используемые в таких орфографически разнообразных языках, как арабский, хинди, тамильский, бирманский, сингальский, малайский, яванский и тайский, не говоря уже о китайском и японском.
В той мере, в какой они существовали, словари и грамматики азиатских языков были направлены на обеспечение определенных типов языкового и культурного взаимодействия, в подавляющем большинстве случаев внутри, а не между религиозными традициями Азии. Опираясь на многовековые прецеденты с региональными
